Илья Чуркин «Цикл статей: Пижемские были» Ч.2

О жизни семьи.

15 сентября 2012 года моему отцу исполнилось 45 лет, а 16 сентября моему деду, Чуркину Владимиру Пименовичу исполнилось 80 лет. На дедушкин юбилей приехали гости из Ухты, Сыктывкара и других мест.

Собрались все у нас дома и дед, как обычно, начал рассказывать о том, как он научился петь: «Я ведь как петь то научился. Мати соберутся, а петь у их компанья, питуха кака ле и песни поют. А я че. Малой ведь был. Сижу на печи и хунькаю, букарю чёле про себя. А потом и к им стал спускаться петь. Мужиков то ведь тогда беда мало было». Тут тетя Аня, его сестра и говорит: «Ну, Володя, раз уж маму вспомнил, давай ее любимые песни то споем». И они спели две песни – «Я куда то ле с горя» и «Ночка на день». В этих песнях судьба героини похожа на судьбу моей прабабки – Степаниды Ивановны Чуркиной – уроженки деревни Черногорской.Судьба у нее была тяжелая. Первый муж умер, когда у нее было двое детей – Павел и Агафья. Вышла замуж за второго – Пимена – народилось еще трое детей. Муж уговорил уехать в Замег, продать дом и кое что и имущества. Подумав, сделала, как муж велел и уехали они в деревню Замежная. Где первое время жили никто не помнит, то ли у Владимирихи, то у дяди Федора. В 1941 году Пимена взяли на войну, но он не воевал, а охранял заключенных в Воркуте. В военное время перебралась к Степаниде Ивановне мать из Черногорской — Акулина Родионовна. Степанида устроилась в школу уборщицей, там и жили вчетвером в маленькой комнатке. В 1944 году на Усть — Цилемском лесоучастке убило деревом старшую дочь от Пимена – Устинью. Так как была война, тело в Замежную не повезли, а похоронили в Усть-Цильме. Вернувшись с войны, Пимен устроился лесником в Замеженское лесничество, где работали фактически всем семейством.

Через несколько лет из за сложных отношений ушел из семьи. После его ухода начались мытарства Степаниды и ее детей. Про Павла, Агафью и Анну мне известно немногое. Но мой дед, Владимир Пименович с пятнадцатилетнего возраста работал на лесоучастках. Вспоминает: «Нас ведь не спрашивали тогда можешь- не можешь. Ёо кой председатель был – Максим Алексанов. У него ведь сколько детей было да хоть один бы на лесоучастках робил. Нет. Нас за людей не считали». Степанида же Ивановна, работала где могла. Жили у людей. Сколько то время жили у Афоньки Оськина(Афанасия Иосифовича Осташова), который был человеком грамотным и известным по всей Пижме. Надо сказать у них в дому по ночам собирались бабы на молебны и панафиды, так как в то время с этим было строго. Дед как то говорил: «Они соберутся там, поют, а мы из за перегородки выглядываем, дак он (Афанасий) нам пальцем погрозит. Даже поглядеть не давал».Потом жили у дяди Федора на вышке. Там же и умерла бабка Акулина. Уже потом, когда в 1954 году Владимир Пименович пришел с армии, за корову Степанида Ивановна выторговала у Владимирихи (Анны Савичны Мяндиной) старую баню, обделали ее под дом и зажили легче. А в это время в Замежную приехала красивая молодая девушка Анна Михайловна Артеева, ее сюда направили работать на маслозавод. Жила она от Чуркиных недалеко, у Хевры Яшихи (Февроньи Федоровны Поздеевой). Как они сошлись – Анна Михайловна и Владимир Пименович – никому не рассказывают, а только в 1956 году родилась у них, уже в маленькой избушке, первая дочка Люба. А потом родился сын Паша (1958). В этом же году вышли в новый дом. Хотя даже сейчас бабушка вспоминает: «Вот како добро было в маленькой избушке жили дак. За стол сядешь и с сашка на стол, со стола на сашшок. Бабка с Любкой на койке спала, а мы с Володей на полу. Тут и зыбка висит, тут и поправляешься, тут и его зыбашь. А сейчас ёо сколько комнат – везде поспевать надо». Уже в новом дому родились дети — Миша (1959), Надежда (1961), Галина (1962). В 1962 году умерла Агафья Захаровна, старшая дочь Степаниды Ивановны и к семье Чуркиных прибавилась дочь Агафьи Настя.

Изображение

С одеждой было туговато – платила, перешивала и благодаря этому как то жили. В 1963 году в Мурманском районе, в селе Иоканьга умер сын Степаниды Ивановны Павел. На похороны ездили втроем: тетя Аня, дедушка и бабка Степка. Тогда ей было 65 лет. К старости она ослепла, хотя и до этого у нее не было одного глаза. Потом стала древить, слегла и умерла в возрасте 84 лет. Так как была набожной, как и все старое поколение, после нее осталось много образов. Читать она не умела, могла только написать свою фамилию.

Еще от нее остались прялки, самовар, малицы, совики, пимы, ступни, тюни, сшитые ее руками, красивая деревянная шкатулка с трехслойной росписью, туеса, дыльницы, мезенки, ушаты, бочки и еще много чего другого, что может напоминать нам о ней, а в воспоминаниях внуков она осталась, как бабка суровая, так как один раз так выпорола свою внучку так, что и теперь на её спине видны рубцы.

Изображение

Не мене легкой была судьба у моей бабушки, молодки Степаниды Ивановны — Артеевой Анны Михайловны, впоследствии Чуркиной. С малых лет мать перед школой будила постирать, истопить печь, так как сама уходила на работу. Еще раньше, когда ей не было и года, она перевернула на себя кипящий самовар. Больше трех месяцев лежала под образами. Думали, умрет, а она постепенно отошла. В школе проучилась 4 класса, в пятом сбежала с последнего экзамена. Учителя домой приходили, и силой брали, и добром, а все равно дома осталась, работать пошла. С дедом ездили на рыбалку. Бывало, до того доходило, или руки там льдом покрывались, что невозможно было обломать, или тюни примерзали к ногам. Но все равно, из зимы в зиму, из лето в лето продолжала она ездить с дедом, а потом и с другими людьми. А затем, когда пришла война, взяли ее на лесоучасток, четыре зимы была на рубке, два раза плоты вели – один в Нарьян — Мар, а другой в Харьягу.

А зимой 1952 году придавило деревом, и она пролежала в гипсе около шести месяцев. Но ничто не сломало эту девушку. Она выучилась на лаборантку и всю жизнь проработала на маслозаводе. Бывало, конечно, ходила из Замежной в Усть – Цильму, хоть и тяжело было, ведь из за травмы одна нога на два сантиметра короче другой. Но ничего. Где могла – еще прирабатывала.

ИзображениеВспоминает: «Бывало на заводе сыр мыли ле стены известью белили, дак задержишься сколько ле, а только из завода выйдешь, слышно дома очап гремит. Скоре прибежишь, а бабка зыбку так зыбат, она чуть не до потолка летат. «Ну, говорит, у меня тринадцать ребяшей было, да таких то ревливых не было.» Или скажет: « На работу не держу, на охоту не сижу». Дверью зыкнет, да до вечера куды ле уволокется.» Сейчас бабушке уже 83 года, но она унывает, по дому поправляется, печь русскую топит, есть готовит, шаньги печет. Песен знает – не перепеть. Так они с дедом поют – плакать хочется. И меня научили. Летом я решил записывать пословицы и поговорки от нее, и за семь месяцев я записал их более сотни. И все таки одного не могу понять, как война, голод и холод не превратили ее в больного беспомощного человека, а лишь укрепили ее дух.


Автор: Илья Чуркин
2012 год

Используя этот сайт, вы соглашаетесь с тем, что мы используем файлы cookie.