Детская страшилка – особый жанр русского фольклора

Изображение

Здравствуй, дорогой читатель! Сегодня хотелось бы затронуть очень интересную тему, знакомую каждому с самого детства, которая отзывается внутри особым трепетом и чувством — тему детского страха и методов борьбы с ним.

Каждый из нас помнит, как в возрасте от шести лет рассказывал или слышал особые истории, которые возникали в среде детства. Эти рассказы, как правило, назывались «детскими страшилками»: «чёрная рука», «гроб на колёсиках», «кровавые занавески», «тёмное пятно» — все это проявлялось в умах детей неспроста.

На самом деле это всего лишь калька — умелое копирование жанра взрослого фольклора, который называется «быличками» — короткие рассказы о встрече человека с нечистой силой. Безусловно, детская психика, сталкиваясь с неизвестными ей предметами или страхами, порождала схожие формы борьбы с ними, равно как и психика взрослого человека.

Таким образом, детская страшилка — это особый жанр городского фольклора, родившийся в детской среде. Это короткий рассказ, транслируемый среди детей, цель которого — напугать слушателей и предостеречь от совершения конкретных проступков.

Исследование подобного жанра началось сравнительно недавно — в шестидесятые-семидесятые годы 20-го века. Многие исследователи считают, что страшные рассказы в детской среде были рождены ввиду особой любви детей к фольклорной волшебной сказке. Внутри неё есть примерно такая же дидактическая структура, которая прослеживается в данном жанре: цепочка из предостережения, нарушения и воздаяния.

Практически во всех детских страшилках мы наблюдаем именно эту последовательность, чего, например, не замечаем в быличках, где есть конкретная форма действий. Выполняя её, люди могут избежать тех или иных отрицательных событий.

В страшилках мы скорее всего наблюдаем катастрофичность восприятия действительных событий с точки зрения детей. Внутри текста такая форма восприятия действительности согласована со страхом, который ребёнок использует как защиту, переживая внутри собственной психики страх, не допуская его в жизнь. С чем же связано появление таких защитных категорий?

Прежде всего мы должны понимать, что такой жанр, как детская страшилка, возник в городской среде, где появлялись новые предметы обихода для ребёнка, иногда запретные к использованию без присутствия взрослых. Часто такими предметами становились телевизор, радио, холодильник, пианино — предметы роскоши, которые детям было не дозволено трогать, но объяснений этому они, как правило, не получали.

Поэтому такие предметы обретали особый вид мифологического значения, связанного с запретом их использования и некоего таинства. Например, известное всем пианино, являющееся предметом роскоши, в мифологеме, рождённой ребёнком, приобретает совершенно иной смысл.

Приведём пример из сборника «Страшные повести: Красная рука, чёрная простыня, зелёные пальцы» Эдуарда Успенского: «У одних девочек была мама, а папы не было. И к маме часто приходили гости. Они с мамой веселились всю ночь и уходили. А дети ничего этого не помнили, потому что им вечером мама давала Красное Печенье, и они всё забывали. И ещё у них было пианино красное.Однажды они играли на пианино, нажали кнопочку, пианино отъехало и открылся ход. Дети туда спустились, там был подвал со светом, и там сидели дядьки без голов, и Красное Печенье делали из их мозгов. И тогда все забывалось. Дети позвали милицию, и она всех арестовала»

Огромное количество подобных историй связано не только с предметами обихода. Мы можем увидеть страшные истории о сомнительных личностях, уводящих детей без разрешения, которых дети могли видеть на улице и которыми их пугали взрослые. Известны страшные истории о пропаже родителей, в результате которых ребёнок, воспринимая себя отдельно от взрослых, становится частью мифологического мира, рождённого им самим. Имитируя ситуацию, он справляется с ней, переработав страх в уже отработанный эмоциональный фон.

Традиционно исследователи жанра детских страшилок разделяют их на несколько типов: первый — страшилки, которые кончаются хорошо, и где страх в итоге побеждается; второй — страшилки, которые заканчиваются ужасающе как для слушателя, так и для самого рассказчика; третий — страшилки, которые носят скорее юмористический характер, где концовка бывает парадоксально сатирической, например:

«Жили в квартире мать и дочь. У них была одна комната, а посреди этой комнаты из пола торчал большой гвоздь. Девочка не знала, откуда он взялся, а мать ей ничего не рассказывала. Дочь всё время спотыкалась об этот гвоздь и просила его выдернуть, но мать отвечала, что этого делать нельзя, — произойдёт несчастье. Девочка выросла. Умерла её мать. А гвоздь так и торчал посреди комнаты потому, что дочь не осмеливалась ослушаться материнского наказа. Но однажды к девушке собрались на вечеринку друзья. Начались танцы, и всем этот гвоздь стал мешать. Друзья уговаривали девушку вынуть гвоздь из пола и уговорили. Выдернули гвоздь… Раздался страшный грохот и погас свет. Вдруг слышат звонок в дверь. Открывают — на пороге стоит женщина, вся в чёрном, и говорит:

— Вам — то что, а у меня люстра упала».

Мир не стоит на месте, и современность дает детям право порождать новые образы, которые интерполируются внутри текста детских страшилок. Так, внутри детских страшилок появляются новые предметы быта, зачастую связанные с детскими желаниями и фантазиями. Известна быличка о «красном гироскутере»:

«Одна девочка попросила на день рождения у родителей красный гироскутер. Когда после праздника девочка распаковывала подарки, красный гироскутер включился и задавил девочку до смерти, а потом выпрыгнул в окно, и больше его никто не видел.»

Смех в традиционной культуре является важной частью восприятия мифологического пространства. Смеющиеся над страхом побеждают его: в традиции скандинавских народов мы можем увидеть Локи, с лица которого не сходит улыбка; в русской традиции это младший сын из любой сказки, которого зачастую называют дураком. Он также легко и с улыбкой на устах преодолевает самые сложные препятствия, несмотря на всю парадоксальность волшебного леса.

Высмеяв собственный страх внутри текста, обряда и победив эмоцию, пережив её в тексте, человек, столкнувшись с ней в другой раз, становится более подготовленным и спокойным.

Отличительная черта детской страшилки — катастрофичность — есть отражение формы инициации, вхождения во взрослый мир, мир непонятный и загадочный. Таким образом, мы можем открыто говорить о том, что детская страшилка, подобно мифам архаичного времени, позволяет человеку преодолеть психическое и интеллектуальное противоречие, которое он наблюдает в мире.

Человек есть существо, которое может и хочет бояться специально; так и возник страшный детский фольклор. Эдуард Успенский называл такое явление «витамином страха». Ребёнок, преодолевая чувство боязни и психологически сравнивая себя с самим персонажем страшной истории, впитывает ужас, происходящий внутри рассказа. Тем самым, он становится эмоционально более устойчивым.

Сегодня мы поговорили с вами о захватывающем жанре детской страшилки, который в настоящее время адаптируется к интернет-среде и выглядит не совсем так, как мы привыкли — он теряет исключительность устного бытования. Теперь детей подстерегает не «красная рука» или «чёрная простыня», а персонажи интернет-фольклора, например, «Сиреноголовый». Детей теперь не крадут волки, а крадут монстры и маньяки — и всё это ровно потому, что фольклор вечен, и народное слово представляет из себя огромную ступу, в которой перемалывается, из раза в раз, живущий и не угасающий, трепетно хранимый миф.

Владимир Гуськов


* Мнение редакции Фонда может не совпадать с мнением автора

Используя этот сайт, вы соглашаетесь с тем, что мы используем файлы cookie.