О возникновении былин и героического эпоса
Знаете ли Вы, что неверно широко распространённое мнение, согласно которому большинство былинных сюжетов сложилось в X–XIII вв. Иногда создание киевского эпического цикла относят ещё к более позднему времени, связывая с периодом ига. Но это лишь один из этапов развития русского эпоса, причём далеко не самый древний. Едва ли в данном случае можно также говорить и о IX–X вв. К этим временам эпос явно имел уже долгую предысторию.
Иногда говорят о V-VI вв.: якобы это уровень общеславянского генерального фольклорного фонда, что совпадает с эпохой начала расселения славян. Но и такая датировка кажется нам всё же довольно поздней. Нет никаких оснований также соглашаться с тем, что эпос возник на основе припоминаний исчезнувшей светской литературы. Первоисточник героического эпоса – народный эпос доклассового общества (архаический эпос), а не панегирики, религиозные легенды или же династические хроники. Становление же эпоса карело-финского, в основном, это эпоха разложения родового строя.
Интересно, что в старообрядческой среде, которая бережно относилась к прошлому, эпос, напротив, не получает должного развития, ибо ревнители старой веры относятся к нему не очень доброжелательно. В пост, по крайней мере, эти «мирские песни» петь порой было запрещено. Сравнение же легендарных песен у трёх групп славянства, подобных таким, как «Егорий и Змей», «Алексей человек Божий», «Сон Богородицы», «Святой Пётр пытается вытащить мать из ада» и пр., показывает, что создание аналогичных групп произведений под влиянием христианской литературы происходило с несовпадением логики.
Иными словами, происходило это относительно недавно и во многом, если исключить некоторые заимствования, уже самостоятельно, тогда как иные сюжеты имеют истоки, которые тянутся в праславянскую, если, отметим специально, не в праиндоевропейскую древность. «Сон Богородицы» мог иметь и разное функциональное значение, причём даже в пределах одной группы славян. Так, у восточных славян данный текст выступает как духовный стих, что имеет и южнославянские параллели, но на Русском Севере и в Калужской обл. это чаще молитва, использующаяся как оберег, равно как и в Польше, — наряду с «Отче наш» и 90-м псалмом. Напротив, в Словении данный текст не имеет выраженной обережной функции. Таким образом, христианские сюжеты не имели предшественников в исконном фольклоре славян. Исключением является, пожалуй, только песня о Егории и Змее, где «встретилось» и причудливо переплелось старое и новое, где природа одушевлена, и ей, как и людям, предлагается веровать не Дьяволу, а Богу, а сам Егорий порой больше напоминает культурного героя седой древности, чем христианского святого. Изменения же, которые тоже нельзя отрицать, в конечном итоге, были связаны у наших предков и с ордынским игом, что глухо отразилось в некоторых духовных стихах («Муки Егория», «Фёдор Тирон»). У южных славян, которые пережили турецкое владычество позже, это преломилось и в богатом фонде христианско-легендарных песен, чего в восточной группе славян мы не видим.